QRatorДед работал в ЦАГИ с 1928, когда приехал в Москву по вызову С.А.Чаплыгина, по начало 1942, когда был назначен начальником ЦИАМ. О том, чем он там занимался, лучше всего говорит список опубликованных им в эти годы работ. Здесь, в ЦАГИ, он сформировался и вырос как учёный и инженер и поднялся по лестнице назначений от молодого инженера до заместителя начальника ЦАГИ.
Рост и развитие ЦАГИ происходили у Деда на глазах. Он начинал работать на улице Радио, на первоначальной территории ЦАГИ, и был свидетелем и участником переезда института в рабочий поселок Стаханово, где строились новые корпуса, лаборатории и новые огромные аэродинамические трубы. Учёные переезжать из Москвы в Стаханово не хотели, потому что там в продуктовых магазинах была одна селёдка, а жильё — углы в коммуналках. Сталин приказал поставить продмаги в Стаханове на особое снабжение, чтобы учёным было что поесть, и велел давать им трёхкомнатные квартиры. Заманивал науку колбасой и жилплощадью.
Дед в конце тридцатых жил в Москве на Песчаной улице, в огромном, солидном и прекрасном доме, который поражает и радует своей статью даже и в наше время. Там у семьи была трёхкомнатная квартира — роскошь по временам стеснения, скопления, углов, коммуналок, подвалов, сырых стен, коридорных систем и туалета на сорок комнат. В квартире над ним жил Туполев, тоже работавший в ЦАГИ. В Стаханове Дед получил коттедж — но об этом ещё будет. А в обширном, зелёном дворе дома на Песчаной я был в двухтысячных, стоял и смотрел на окна, где, как я думал, семьдесят с лишним лет назад была квартира моего Деда, и чудился мне он, выходящий из подъезда, и лицо мальчика за оконным стеклом — мой Отец.
Круг общения Деда в ЦАГИ стимулировал развитие. В те годы здесь собрались самые лучшие, самые сильные научные и инженерные умы. Авиация и её научное обеспечение были в тридцатые годы передним краем прогресса. В одно время с Дедом здесь работали С.А. Христианович, в 1940 году возглавивший лабораторию аэродинамики больших скоростей, Б.Н. Юрьев, конструировавший первый геликоптер, Л.И. Седов, в те годы изучавший как научную задачу посадку гидросамолётов на воду. Б.С. Стечкин, как я понимаю, был в ЦАГИ начальником винтомоторного отдела до того, как отдел возглавил Дед (В 1933 году Стечкин перешёл в ЦИАМ). Г.С. Бюшгенс, занимавшийся изучением механики полёта, был моложе Деда и пришёл в ЦАГИ в 1940 году.
Можно представить себе уровень их научных дискуссий и инженерных обсуждений, которые происходили не только в формально предназначенные для работы и совещаний часы. Эти люди работали, думали, делали, предлагали, выдвигали гипотезы каждый день своей жизни и не делили время на рабочее и нерабочее.
При этом не надо представлять себе ЦАГИ тех лет как научный Элизиум или что-то вроде научно-технической академии Платона, где, прогуливаясь по аллеям, беседуют на высокие темы мудрецы. Это было советское учреждение, со всей соответствующей гнусностью. Зам. начальника НИИ ВВС Иван Петров был назначен начальником ЦАГИ 10 июня 1940 года. (Предыдущий начальник М.Н. Шульженко был снят с должности как не справившийся). Вот отрывок из воспоминаний Петрова, хорошо показывающий нравы и быт ЦАГИ в конце тридцатых годов: «В первый же день моего прихода в ЦАГИ меня удивили некоторые заведённые там порядки. С утра в дверях хиленькой проходной выстраивалась длинная очередь служащих. Где-то в конце я заметил А. К. Мартынова, который покорно ждал, когда его пустят на территорию. На мой вопрос по этому поводу заместитель начальника ЦАГИ по режиму ответил в том смысле, что пусть мол постоят, ничего с ними не случится. Когда же я сказал ему, что перед такими людьми, как Мартынов он должен за три километра шляпу снимать и открывать ворота перед его машиной, тот, естественно, возмутился: «Я в своих действиях отчитываюсь только перед Лаврентием Павловичем (Берия).
Вообще, в ЦАГИ власть держали в руках не те, чьими трудами он был славен, а представители различных хозяйственных и обслуживающих подразделений. Учёные, каждая рабочая минута которых на вес золота, были на положении пасынков, а вот главный бухгалтер, например, мог позволить себе на служебной машине перевезти рояль из магазина в квартиру. Пришлось расстаться с такими горе-начальниками. И свою работу в ЦАГИ я начал с того, что постарался создать максимальные удобства для плодотворной работы учёных».
На всякий случай: Аполлинарий Константинович Мартынов, терпеливо ждавший, когда энкаведешник пропустит его на рабочее место, работал в ЦАГИ с 1923 года (и по 1991), был учеником Н.Е. Жуковского и большим учёным в области аэродинамики.
Иван Петров всего год пробыл начальником ЦАГИ и за это время успел организовать лётные курсы для учёных. Он считал, что учёные и инженеры должны летать, это поможет им лучше понимать дело, которым они занимаются. Занятия начинались в 6.30 утра на Ходынском аэродроме. Дед тоже их посещал, выучился пилотировать У-2 и летал на нем на работу в Стаханово.
Через месяц после начала войны, 19 августа 1941 года, вышло постановление Государственного Комитета Обороны № 513 «О создании второй научно-исследовательской базы авиации на Востоке СССР». Филиал № 2 ЦАГИ было решено основать в Новосибирске. Туда эвакуировались 500 сотрудников ЦАГИ и их семьи. Ещё одна группа учёных эвакуировалась в Казань.
Территорию ЦАГИ в подмосковном рабочем посёлке Стаханове (в город Жуковский он будет переименован после войны) и объекты, которые там оставались, заминировали.
Дед был назначен начальником новосибирского филиала ЦАГИ и был им в 1941-1942 годах, до момента возвращения в Москву. Ничего в Новосибирске для работы ЦАГИ не было, всё ещё только предстояло построить, но научную работу нужно было вести, едва разместившись на месте. В 1941 году началось строительство аэродинамической лаборатории, в начале 1942 строительство лаборатории прочности с залами статических и динамических испытаний.
Отец рассказывал мне, как в Новосибирске стоял в очередях с карточками на хлеб и однажды потерял их. Оставил семью без хлеба. Вставать, чтобы идти за хлебом, надо было очень рано, темнота, холод, чужой город, чёрные зимние утра, светало неохотно и поздно. Это было зимой 1941-42 года.
В каких условиях все это происходило, как труден был быт, какая вокруг была обстановка, показывает вот это фото. На нем — первая проходная новосибирского филиала ЦАГИ. Я смотрю с некоторым недоумением на серые доски, на кривой забор. Вон, видите, открыта дверь в низенький домик, там надо предьявить пропуск охраннику. За досками и забором работали ученые и инженеры. Представляю моего Деда, проходящего через проходную. Или въезжающего в ворота на служебной машине по ухабистой земляной дороге. Возможно, этот вид не вызывал у него такой оторопи, как у меня — он знал промышленную Макеевку, знал виды и пейзажи страны после Гражданской войны, да и в Москве двадцатых и тридцатых хватало обшарпанных стен, лачуг, серых досок, заборов. И всё-таки...
Как сообщает сайт СибНИА им. Чаплыгина (институт-наследник филиала №2 ЦАГИ), за этой убогой проходной в годы войны велись следующие работы: обтекание тел, близких к телам вращения, несжимаемой жидкостью; работа сопл; расчёт ламинарного пограничного слоя; различные вопросы работы воздушных винтов; расчёт характеристик виража самолётов Як-9 и ЛаГГ-3; аэродинамические исследования работы самолётной механизации; расчёт статической устойчивости самолёта на больших дозвуковых скоростях; прочность соединений, применяемых в смешанных авиаконструкциях; прочность льда; и другие.
Эвакуация продолжалась недолго, в январе 1942 началось возвращение оборудования в Москву. Огромные аэродинамические трубы в Стаханове разминировали. И Дед в начале 1942 уже был в Москве, где ему предстояло новое и самое важное в его жизни назначение.