1936 год. В центре Москвы, в Уланском переулке, строится гигантское здание Метростроя. Своим мощным главным фасадом оно выходит в переулок, потому что по Генплану Москвы окружающие домики будут снесены, а на их месте и на месте переулка пройдёт Новокировский проспект. Это действительно произойдёт, но через пятьдесят четыре года, когда уже никому не придёт в голову называть улицу в Москве именем Кирова. Проспект получит имя академика Сахарова, но не за его заслуги правозащитника и гуманиста, а за его вклад в создание водородной бомбы.
Тут в нашем рассказе появляется ещё один одессит — архитектор Даниил Фридман. Он, родившийся в 1887 году, намного старше Деда, работали они в разных областях, так что вряд ли были знакомы. Хотя кто знает? Среди знакомых Деда были художники и поэты. Здание, которое Фридман строит в 1934-1936 годах, Метрострой не получит. Оно будет передано наркомату оборонной промышленности, имевшему 21 главное управление, причём первое по номеру — авиационное. Это требует переделок — будет возведена парадная лестница из белого мрамора, покрыт мрамором вестибюль, перестроен третий этаж, где разместятся обширные кабинеты министра и его замов. Когда в 1939 году наркомат обороны разделят на четыре наркомата (авиационной промышленности, судостроительной промышленности, вооружений и боеприпасов), бывший нарком оборонпрома, а теперь нарком авиапрома Михаил Каганович, попросит отдать конструктивистский госдворец Фридмана для своего нового наркомата — и получит его.
Был наркомом ровно год, с 1 января 1939 по 10 января 1940. Когда он был наркомом, Дед был начальником моторного отдела ЦАГИ. Не знаю, были ли они знакомы, хотя вполне вероятно, что встречались на каких-либо совещаниях и заседаниях в здании наркомата. Михаил Каганович был снят с поста и отправлен директором авиазавода в Казань, а через неделю после начала войны вызван в Москву на очную ставку со своим бывшим заместителем Ванниковым, который был арестован и дал на него показания. Очная ставка состоялась 1 июля 1941 года в Кремле. После неё Михаил Каганович вышел в коридор (по другой версии — в туалет) и застрелился. Новым наркомом авиапрома был назначен Алексей Иванович Шахурин.
Шахурин и Дед — ровесники. Оба родились в 1904 году. Происхождение их очень различно: один сын крестьянина, пошедшего в Москву работать на завод «Манометр», другой сын филолога, учившегося в Женеве и преподававшего в Одессе и Москве. Шахурин был из молодых наркомов (его ровесники или чуть моложе его только несколько человек — нарком морского флота Пётр Ширшов, нарком нефтепромышленники Иван Седин, наркомы связи Иван Пересыпкин и Константин Сернейчук, нарком танковой промышленности Исаак Зальцман), на заседания XVIII съезда партии приходил в сиреневом костюме, белоснежной рубашке и модном галстуке. Видимо, слушал и любил Утёсова, потому что про свой костюм говорит — «как у Утёсова».
С Шахуриным Дед работал всю войну. Они были лично знакомы, многократно встречались в здании наркомата, где у них были кабинеты, участвовали в бесчисленных совещаниях, обсуждениях, коллегиях, комиссиях, обсуждали проблемы с конкретными моторами и — более широко — проблемы отрасли, а ещё звонили друг другу по телефону, в так называемое нерабочее время, которого у них на самом деле не было. Разговоры их, бывало, поднимались до повышенных тонов, в памяти семьи осталась фраза: «Дурак в погонах!», брошенная в одном из их разговоров. Но обид и размолвок между ними не было и не могло быть. Проработав вместе пять лет в одном непрерывном стрессе, вытащив на себе (не вдвоём, конечно, вместе со многими другими) эту войну, они практически одновременно попали в опалу и были наказаны. Шахурин жестоко, Дед мягче. Шахурин в 1946 году был снят с должности, арестован и осуждён на 7 лет лагерей по так называемому «авиационному делу», о судьбе Деда будет рассказано дальше.
Сюда, в наркомат, на совещания с наркомом Шахуриным привозили из тюремного КБ на улице Радио Туполева. Туполев заходил в кабинет к наркому, а его вертухай оставался ждать в приёмной. Шахурин в своих мемуарах по советски фальшиво называет энкавэдэшника-тюремщика «сопровождающим».
Мой отец рассказывал мне, что он, пятнадцатилетний, вечерами возил Деда на работу в наркомат. За рулём Отец сидел с ранних лет, а что касается ГАИ или как она тогда называлась, то вряд ли они останавливали чёрный «Опель» с военным в кабине. (Насколько я помню рассказы Отца, у Деда сначала был «Опель Кадет», а потом «Опель Капитан». Был также служебный ЗИС с шофёром). Пятнадцать лет Отцу было в 1944, прав у него ещё не могло быть. Значит, по пустынной вечерней Москве мой папа везёт моего деда с Песчаной по Ленинградскому проспекту, потом по Тверской, потом по бульварам налево, к огромному зданию наркомата.
Во время войны наркомат не эвакуировался. Сотрудники жили в здании наркомата, были выделены помещения для ночёвки, в кабинетах стояли раскладушки. Домой можно было съездить раз в неделю. Питание для сотрудников было бесплатное. При воздушных тревогах, по одному из источников, люди спускались в два бомбоубежища, где продолжали работать; по другому источнику (воспоминания наркома Шахурина), бомбоубежища у наркомата не было, и сам он при объявлении воздушной тревоги ездил на станцию метро «Кировская», где было бомбоубежище для членов Совнаркома и политбюро. Связь с заводами и КБ у наркомата была по ВЧ, то есть закрытая.
«Рядовые сотрудники — ведущие инженеры и главные специалисты начинали работу в 10 часов 30 мин., начальники отделов появлялись в Наркомате часам к 12-13, начальники главков и заместители министра приезжали на работу к 13-14 ч., наконец, Нарком авиапромышленности обычно открывал дверь своего кабинета около 14 часов. Часов в шесть вечера начальство уезжало обедать, и к десяти все руководство снова было на своих местах и не уходило уже часов до 2-3 ночи, а иной раз и до 5-6 часов утра. Такой режим работы оправдывался только одним — «а вдруг позвонят сверху» по вертушке». (Из воспоминаний Михаила Яковлевича Громова, работавшего в наркомате во время войны. Воспоминания опубликованы на сайте mapssr.ru ).
Мимо этого здания я много раз ходил, но внутри никогда не был. Судя по немногочисленным описаниям, там были длинные коридоры, двери, обитые дермантином с валиками по периметру и нестираемый, вечный дубовый паркет. Были и деревянные панели на стенах — обязательный антураж крупного советского учреждения.
Первый нарком оборонной промышленности М.Л.Рухимович был расстрелян. Сменивший его М.М. Каганович застрелился. Его заместителя на должности наркома оборонной промышленности Б.Л.Ванникова арестовали. И.П. Сергеева, после разделения наркомата оборонной промышленности возглавившего наркомат боеприпасов, расстреляли. Начальника НИИ ВВС А.И. Филина за месяц до начала войны арестовали, в день Красной армии расстреляли. Конструктора авиационного вооружения Я.Г.Таубина расстреляли. Шахурина после войны посадили. Это только несколько имён, на самом деле их много, много больше. Это — об общей атмосфере в отрасли и в стране. И в жизни людей, о которых здесь идёт рассказ.