ЛЮБОВЬ К ВОРОТАМ

Александр Филимонов — вратарь «Спартака» и сборной, шестикратный чемпион России. Закончив с большим футболом, перешел в пляжный и стал в нем чемпионом мира.

О, да кто же это там, в дальнем конце поля в рамке ворот, в черном свитере с синими вставками, с бритой наголо брутальной головой, едва не достающей до перекладины? Кто это там, огромный, страшный, бугристый от бицепсов, с шишкастым черепом, с носом-картохой, со зверской черной бородой и внезапно добродушными глазами? Да это же он, наш Фил!

Александр Филимонов, он же Фил, он же Филя, он же Владимыч, он же странник и путник российского футбола, снова прибыл в премьер-лигу. Ему сорок лет. Все, с кем он когда-то играл в «Спартаке» девяностых и двухтысячных, уже давно ушли с поля. Карпин, говорящий на испанском не хуже, чем на русском, уехал тренером в Испанию. Мостовой, по прозвищу «Мостик», когда-то царь «Сельты», теперь потерянно скользит по жизни вне футбола. Дед Горлукович стал тренером и отвешивает подзатыльники начинающим игрокам где-то в провинции. Нигматуллин, с которым Фил когда-то играл в «Спартаке» через матч, крутит пластинки на дискотеках. Максимка Робсон торгует мясом. Шмаров пропал из виду. Кечинов исчез с горизонта. Никого не осталось из тех баснословных времен, и только огромный Фил, как прежде, стоит в воротах.

Терпение, воля и жизненная стойкость Фила потрясают. О других говорят их победы, у Фила хватает побед, но о нем лучше побед говорят его поражения. Этот сильный добродушный мужчина изведал все виды жизненных поражений, он пил горечь поражений литрами, он назубок выучил мерзкое тяжелое чувство, когда надо собирать форму и бутсы в баул и уходить с базы и из команды. Он знает, что такое быть игроком, которому не дают играть без объяснения причин. Хоть умри на тренировках, хоть разбей свою бритую голову о штангу — места в воротах ты не получишь! Он знает, что такое быть вратарем, в которого холодно и равнодушно не верит тренер, поворачивающийся на тренировке спиной в тот момент, когда ты идешь в рамку. Он знает, каково это — быть отчисленным из команды без резонов и разговоров, просто и коротко: «Вы свободны, до свидания». Но все это ни на сантиметр не согнуло его длинную вратарскую спину, не сделало из него неудачника и слабака. Вратари — если они настоящие вратари — стоят до конца!

Длинен ряд тех, кому он в бесконечных клубах на своем жизненном пути проигрывал конкуренцию за место в воротах: Окрошидзе, Козко, Шовковский, Жевнов… Такой опыт, как гробовая плита на могиле вратаря. Но это не про Фила, спокойного, беспафосного Фила, который уходил, начинал с начала в другом клубе, снова уходил, снова начинал и ни разу не помыслил признать свою жизнь рухнувшей, а судьбу несостоявшейся. Все спокойно. На просторах Евразии хватает футбольных команд, и где-то всегда нужен высокий, здоровый, опытный, битый-перебитый, ничего и никого уже не боящийся вратарь. А лига не имеет значения, играть можно в любой лиге, и даже в любительской. Там, в городе Долгопрудном, в команде «Долгие пруды», Фил тоже поиграл.

За свою жизнь он намотал на себя, на свою душу и нервы тысячи и тысячи километров железных дорог, шоссейных дорог, небесных дорог. В теплом климате Кишинева он ловил первые мячи своей жизни, в пыльных Чебоксарах жил на заводе, в тихом приволжском Камышине играл в команде, которая тогда от души билась в Кубке УЕФА, а теперь от души бьется в первенстве Волгоградской области, в Ярославле подавал надежды, в «Спартаке» был героем страны, в «Лужниках», в матче с Украиной, поверженный лежал на спине с закрытым перчатками лицом, был вратарем Романцева и Лобановского и в какой-то момент своей жизни и долгого вратарского пути вдруг очутился в рамке ворот под чужим жарким небом и услышал с трибун быструю речь смуглых лицом людей. Некто до боли знакомый всему футбольному миру ставил мяч на отметку, готовясь пробить Филу пенальти. Это был Ривалдо, бразилец с кинжальным ударом и отточенным финтом, звезда «Барселоны» и герой «Милана», которого, как и Фила, занесло далеко от родины. Это был Ташкент, где на беговой дорожке рядом с полем перед игрой всегда резали барана, чтобы игроки могли оросить его кровью свои бутсы.

Спокойный, как Сухов, прошедший пешком пески и оазисы, смотрел на это зрелище Фил, не меняясь в лице, сохраняя свои бутсы чистыми, не выпячивая своих убеждений, но и не отрекаясь от них. Уж он-то кровью баранов бутсы никогда не мазал. Кто-то говорил про него, что перед тем памятным матчем с Украиной он отказался подойти к священнику, благословлявшему команду. Сильный, спокойный, решительный в игре и добродушный в беседе Фил, он во времена ладана и кадила не боялся сказать, что он атеист. Стоя на линии, он никогда не шептал слова молитвы, и невозможно вспомнить эпизод, когда бы рука его тянулась перекреститься. Зато я помню — просто впечаталось в память — его крупное, сильное лицо с суровым лбом и его твердый взгляд, когда он стоял на линии в ожидании штрафного или углового. Выше всех на голову, могучий и длинный, он взлетал над штрафной в прыжке, в котором всегда была тяжеловесная мощь, но не легкость.

С Нигматуллиным в «Спартаке» они составляли отличную пару. Один был мощный, как каланча, другой гибкий, как лоза. Один стоял, как подъемный кран, отбивая удары вытянутой в сторону клешней, другой мгновенно летал по углам, выгибая в прыжке спину. Но и прыжки Фила тоже запоминались, в них всегда было что-то грозное, как всегда есть угроза в падающем подъемном кране. Здоровенный, почти стокилограммовый и почти двухметровый гигант рушился под мяч так, что становилось страшно и за него, и за нападающего…

Фил не сдавался никогда. Дело не в конкретном матче или сезоне, дело в жизненном упорстве этого человека, который никогда не отступал от того, что он — вратарь. Когда в большом футболе на нем ставили крест и ему не находилось места на большом поле, он уходил на маленькое поле в пляжный футбол и там, босым, на теплом песочке, снова вставал в ворота. Ворота там меньше, но как же бьют в упор нападающие своими закаленными, набитыми до твердости камня ногами! И там тоже Фил стоял в рамке со своим фирменным выражением боевого спокойствия на лице и бритым черепом воина.

Я специально не пишу о титулах, которые выиграл вратарь Александр Филимонов, потому что люблю и уважаю его не за титулы. Титулы — в справочнике, там им и место. Я люблю и уважаю этого сорокалетнего работягу футбола за то, что он не сгинул в провинциальной глуши, не дал сломать себе хребет интригам и подлости, не озлобился в странном и не вполне здоровом мире спортивной конкуренции, где совсем не всегда пробивается лучший, а побеждает сильнейший, и за всю свою жизнь ни разу не потерял своего сказочного равновесия каланчи и своей природной человеческой устойчивости. Жизнь дубасила его по загривку дубиной и добавляла кирпичами по голой черепушке, а он флегматично ухмылялся в ответ и стоял. Вокруг курили ладан, резали баранов, впадали в истерики, покупали матчи, зажигали звезды, тащили бабло чемоданами, говорили глупости, шипели в спину гадости, орали в голос, свистели, выли и уже сто раз хоронили его как вратаря, — а он стоит.