ПРИШЕЛЕЦ

Нападающий «Сантоса» и сборной Бразилии. Участвовал в 4 чемпионатах мира, во всех забивал голы. Единственный игрок, трижды выигравший чемпионат мира (1958,1962,1970). В сборной сыграл 92 игры, забил 77 голов, из них 12 на чемпионатах мира. За всю карьеру забил 1281 гол. Рост 173 см.

Пеле появился на мировом футбольном небосклоне летом 1958 года, на чемпионате мира в Швеции, куда он приехал немудреным семнадцатилетним пареньком, коротко стриженным в дешевой парикмахерской на боковой улочке Рио. Момент его явления изумленному народу можно определить с точностью до минуты: это случилось в матче против Уэльса, когда бразильский самородок принял мяч, стоя спиной к воротам и с защитником за спиной, развернулся, не опуская мяч на землю, и забил гол. На все это он потратил в десять раз меньше времени, чем вы на то, чтобы прочитать эту фразу.

Уже тут, в этом эпизоде, Пеле был нам дан полной мерой, во всей своей совокупности. Защитник сборной Уэльса держал его, как держали его потом защитники других сборных, но в момент, когда Пеле одним касанием сделал четыре действия — принял, развернулся, обыграл и забил, — вся твердость, цепкость и вязкость обороны обратились в ничто. Он не просто забил гол, он продемонстрировал нам иллюзорность защиты как таковой. Это была миссия Пеле и его великий дар: демонстрировать иллюзорность твердых вещей, крепких конструкций, физических явлений и того, что принято считать нашей единственной реальностью.

То, что этот улыбающийся, симпатичный, незлобивый человек делал на поле, было, конечно, больше, чем просто футбол. Люди так в футбол не играют, люди бегают по полю, пыхтя и матерясь, толкаются, бьются, орут с перекошенными лицами и набухшими на шеях жилами. Пеле никто никогда не видел в состоянии ярости или агрессии, в нем абсолютно не было брутальности и жестокости, он никого не хотел убить, затоптать, протаранить, скрутить в бараний рог и съесть живьем. Все эти обычные человеческие желания были ему чужды в такой сильной степени, будто он и не человек вовсе, а пришелец из другого мира, где у живых существ иные отношения с законом тяготения и заповедями Моисея. И он дважды в неделю и двадцать лет подряд, выходя на футбольные поля чуть ли не всех стран и континентов, мягко и настойчиво втолковывал нам, что чудо возможно.

Доказательств чуда он за свою жизнь привел целую уйму. Например, в одной игре — я не помню сейчас, против какой команды он тогда играл, да и какая разница? — он подхватил мяч у своей штрафной и обыграл всех десятерых соперников. В профессиональном футболе такого не бывает, но он это сделал. В другой игре он из кучи защитников пустил мяч носком так, что тот описал крутую дугу и плавно опустился в ворота за спиной вратаря. Мяч вообще-то так не летает, но у Пеле он летал. Еще в одной игре — впрочем, таких игр было множество — он вошел в защитную стену, состоящую из твердейших мускулов, грубейших костей и напряженной воли с такой легкостью, какая обычным людям доступна только во сне. Но Пеле совершил это чудо наяву, а потом повторил его много раз на глазах миллионов.

То, что он делал, потрясало не только зрителей, но и тех, кто играл против него. В матче против сборной СССР в 1965 году он принял мяч на грудь, перевел его на ногу и ударил — все, как всегда, в одно мгновение, одним слитным движением и с такой волшебной легкостью, словно проделать этот трюк не составляет ему никакого труда. А ведь в этот момент один защитник надвигался на него, другой толкал в плечо, а третий горячо дышал сзади. Это было так прекрасно сделано, что Валерий Воронин, не в силах сдержать восхищения, сказал ему: «Very good!» Пеле внимательно посмотрел на него, словно проверяя, нет ли в похвале соперника насмешки, и вежливо ответил: «Thank you!»

Бульдоги и костоломы между тем составили против него заговор. Это было на чемпионате мира 1966 года, где одним из главных занятий футбольной массовки было избиение гения. Пеле били сильно, от души, по правой ноге и по левой, по коленям и по икрам, локтями в живот, локтями в лицо. Так возмутившаяся посредственность мстила ему за его дар. На том чемпионате мира Пеле очень быстро превратился в одной сплошной синяк, а символом того чемпионата стал маленький англичанин Норберт Стайлз в выпущенной из трусов футболке, которого выпускали на поле, как на охоту. Я думаю, тренер англичан Альф Рамсей в раздевалке перед матчем отстегивал у него поводок и говорил: «А теперь — фас!» И Стайлз выбегал на поле и уже не видел ничего, кроме ноги, в которую должен вцепиться. На Пеле ему, правда, поохотиться не довелось, зато он вдоволь поохотился на Эйсебио. Пеле же с травмированными ногами трепыхался на краю поля и так ничего и не сделал.

Но он вернулся на чемпионате мира в 1970 году, и там уже с ним не могли справиться даже самые закоренелые футбольные уголовники. Там уже надо было бить не одного Пеле, а всех бразильцев подряд, всю ту выдающуюся сборную, в которой играли Тостао, Жаирзиньо, Ривелино, Герсон, Карлос Альберто. Вратарь там у них тоже был, но я не помню его фамилии. Конечно, ее можно легко найти в футбольном справочнике, но дело в том, что я не помню и его облика тоже, хотя смотрел все матчи и провалами памяти не страдаю. Дело в том, что вратарь той сборной был не нужен, эта команда могла бы играть и без вратаря. Пеле теперь резвился на футбольной лужайке в компании людей, которые только в одном матче, против действующих на тот момент чемпионов мира англичан, забили один гол; во всех остальных это были три и четыре гола, которые забивались справа и слева, из центра штрафной и с ее линии, ногами и головой, прямым ударом в верхний угол или закрученным в нижний. В матче против сборной Чехословакии Пеле даже решил забить из центрального круга и пустил мяч в ворота по длинной и высокой траектории. Мяч летел, а наперегонки с ним во все лопатки, как нашкодивший мальчишка, бежал назад в свою рамку один из лучших вратарей мира Виктор. Пеле промахнулся сантиметров на десять.

Что удивительно. Вообще-то Пеле не промахивался. Можно возразить, что так не бывает, что промахиваются все, но я остаюсь при своем мнении: этот невысокий улыбающийся бразилец на пружинистах ногах никогда не промахивался. Ему был дан удивительный глазомер, позволявший без труда прочерчивать мячом самые удивительные и изящные линии. Но глазомером его особенные свойства не ограничивались. У него была иная, не такая, как у всех, нервная система, что было очевидно для каждого, кто хоть полчаса наблюдал его игру. У других мысль претворялась в движение, а у Пеле мысль и была движением. То есть одни сначала думали, а потом делали, а для Пеле подумать и значило сделать. Именно поэтому даже самые хорошие и быстрые игроки казались на его фоне и рядом с ним заторможенными и не очень ловкими.

В его игре абсолютно не чувствовалось тяготение и ограниченность плоти. Получив мяч, он ускорялся без усилий, словно внутри него включался тайный источник энергии. Вбегая с мячом в ногах в самые плотные слои защиты, он делал вещи, которые невозможно было предсказать. Там, где по всем законам динамики движение должно было иссякнуть, у него оно почему-то начиналось заново. Там, где после двух финтов, направленных в разные стороны, должна была следовать пауза в движении, у него вдруг безо всякой паузы следовал третий финт и резкий проброс мяча в зону, которая почему-то оказывалась открытой. А этого никто не видел, кроме него.

Я долгие годы отдавал ему должное, но не любил его. Мне не хватало в нем преодоления. Он все делал так легко и так непринужденно, что в мою душу вольно или невольно закрадывалось сомнение в ценностях человеческого бытия. И в собственной полноценности тоже. Я ценил волю, напор, страсть, а он просто беззлобно играл в мячик. Я ценил бойцов, умеющих вырвать победу, а он никогда не опускался до боя, всем своим поведением ставя бой ниже игры. Я уважал терпение и преодоление, а он ничего никогда не преодолевал, ему это было не нужно. Он просто в свое удовольствие летал по зеленому газону, оставляя в дураках все эти комки накачанной волевой плоти и всех этих бесчисленных бульдогов с кровавым огнем в глазах. И только постепенно все величие человека в желтой майке с номером 10 становилось мне ясным. Это мы все играли в наш любимый, родной, умопостигаемый, глиняный и деревянный футбол, а он учил нас, дураков, игре, которой еще только предстоит появиться.